Анатолий Амелин: Экономическая модель Южной Кореи – оптимальный путь для Украины
Какие преимущества в борьбе за деньги инвесторов может использовать Украина, почему «Закон о рынке земли» — это мёртвый инструмент, увеличится ли в ближайшее время количество рабочих мест, почему в Украине должно быть приватизировано 99% компаний и какая экономическая модель может подойти для нашей страны? Эти и другие интересные и важные вопросы Экономические Новости обсудили с сооснователем и директором экономических программ Ukrainian Institute for the Future Анатолием Амелиным.
Для начала хотелось бы поговорить о месте Украины в посткарантинной модели мира? Как Вы считаете, какой сектор экономики сегодня должен быть в центре внимания? Сможет ли Украина в нынешней ситуации открыть для себя окно возможностей?
Когда мы говорим о том, какой сектор экономики нужно развивать, в принципе нужно ответить на вопрос, какую экономику мы строим. Секторы являются элементами целостной системы, и если у нас нет понимания архитектуры такой системы, то не имеет смысла обсуждать секторы. У нас практически все министерства делают секторальную стратегию без понимания, какую экономику строим. Если мы выйдем за границы нашей системы, за границы Украины, то увидим, что в мире есть масса трендов по изменению подходов к производительности труда, к технологиям, которые применяются, и в принципе меняется политическая, экономическая и даже монетарная системы. Таким образом, когда мы делаем ставку на какой-то сектор экономики, то можем оказаться в ситуации, когда он через несколько лет окажется ненужным для глобальной экономической системы.
После карантина в борьбу за деньги инвесторов вступит вся Восточная Европа. Какие преимущества в этой борьбе может использовать Украина? Какие главные шаги должна предпринять украинская власть на политической арене для привлечения международных инвестиций?
На самом деле есть понимание того, сколько именно нужно денег, но сложность заключается в отсутствии экономической стратегии. Инвестор приходит и просит показать проект, под который ищутся инвестиции, но правительству трудно самому его подготовить. У нас есть заявления, у нас есть идеи, но у нас нет подготовленных упакованных проектов, таких, которые есть у других стран. Потому сейчас трудно говорить о том, как Украина сегодня может конкурентно победить. Если есть такая задача, то начинать нужно со стратегии, с понимания ключевых целей, которые Украина планирует достичь в следующие десять лет. Далее в рамках этих целей нужно упаковывать проект, то есть подготавливать его, описывать предварительное технико-экономическое обоснование, технико-экономическое обоснование и с ними уже начинать конкурировать. Страны выбирают юрисдикции по соотношению риска и доходности. Мы не показываем достаточную доходность, потому что не упакованы проекты и, во вторых, у нас очень высокие риски, в первую очередь в судебной правовой системе. Поэтому нам необходимо ставить на защиту инвесторов, и в данном случае у нас уже есть несколько проектов, которые активно обсуждаются. Это, в том числе, международный финансовый центр «Киев-Сити», в котором будет действовать британский суд, и это станет мощной защитой для инвесторов, снижающей риски, а подготовленные упакованные проекты в рамках долгосрочной экономической стратегии, могут как раз создать условия для того, чтобы Украина победила в конкуренции за капитал.
Если бы в бюджете Украины была предусмотрена ежегодная статья на развитие в размере, например, 10 млрд грн, в какое направление Вы бы рекомендовали вложиться?
Когда мы говорим о развитии, я бы не хотел отталкиваться от суммы в 10 миллиардов гривен, я хотел бы отталкиваться от приоритетов. Пока они не согласованы, нет смысла говорить о каких-то суммах. Каждый год выделение любых денег, то ли на дороги, то ли на какие-то образовательные проекты, в большинстве случаев становится просто «распилом». Если же голословно говорить о том, куда отправить деньги, сегодня я бы порекомендовал вложиться в подготовку качественного государственного аппарата и трансформацию госинституций. Дело в том, что наши государственные институты являются наследниками УССР, где просто сменились вывески, но сохранились старые функции с неопределенными целями и задачами, а ведь они являются производными от стратегии развития страны. Если не определены цели, то соответственно, они занимаются тем, что считают для себя правильным, и их нельзя контролировать. Потому я отправил бы эти средства на реинженирование всей государственной машины, на обновление всех госинституций и набор нового персонала, причем на рыночных условиях, чтобы люди получали нормальные зарплаты и, соответственно, работали лучшие эксперты.
Интересно узнать Ваше отношение к международному валютному фонду. Насколько выгодно Украине сотрудничество с МВФ? Прокомментируйте, пожалуйста, последние требования МВФ.
Я считаю, что Международный валютный фонд — это кредитор, но он не такой, как все остальные. Его называют кредитором последней инстанции. Это означает, что когда страна находится в тяжелой экономической ситуации и ей никто не готов занимать деньги, то на помощь приходит МВФ. В данном случае фонд рассматривается как реаниматолог: когда нужна реанимационная помощь, МВФ крайне необходим. Но мы сами не должны доводить ситуацию до того уровня, когда нам нужна реанимация. Я считаю, что МВФ, в отличие от нашего правительства, свою функцию выполняет. Мы неэффективно планирует своё будущее, мы неэффективно планируем развитие своей экономики, мы неэффективно работаем с ресурсами, которые нам даны, потому у меня нет претензий к МВФ, у меня есть претензии к нашему правительству и депутатам. Когда мы говорим о последних требованиях фонда к Украине, то я считаю их более конкретными и эффективными для экономики нашей страны, чем программа действий правительства. Соответственно, у меня нет никаких негативных коннотаций к тому, что предлагается. Более того, это не требования. Нужно понимать, что меморандум, который мы подписали, — это документ, который не является жестко обязывающим. Но это документ, который определяет формат дальнейшего сотрудничества с этой организацией. Буквально на днях министр финансов заявил о том, что до 2023 года мы планируем прекратить сотрудничество с Международным валютным фондом. Это значит, что мы больше не будем занимать у МВФ, и это хороший знак. Это говорит о том, что мы целимся выйти из реанимации и будем восстанавливаться. Вместе с тем, я не видел ни одного документа, ни одного решения от Кабинета министров, который, по состоянию на сегодня, подтверждал бы эти планы.
Эксперты утверждают, что из-за недополучения таможенных сборов Украина теряет миллиарды гривен и, обеспечив порядок, могла бы отказаться от новых траншей МВФ. Как Вы считаете, возможно ли в нашей стране побороть контрабанду?
Международный валютный фонд — это кредитор последней инстанции. Таможня — это один из инструментов фискальной политики для наполнения бюджета и регулирования внешней экономической торговой деятельности. Это вопросы разного порядка. Если мы говорим об эффективной бюджетной политике, то изначально нужно иметь долгосрочное бюджетное планирование, которое строится, в том числе, в рамках долгосрочной экономической стратегии, которой в Украине на сегодня нет. Когда мы говорим про таможню, здесь речь идёт об эффективных бизнес-процессах, которые только начали отстраивать, и важно эту работу продолжить и завершить. Нужно правильно отстроить процессы, чтобы честные компании, которые не занимаются контрабандой, максимально просто проходили таможенную очистку, а те компании, которые попадают в зону риска, дополнительно проверяли. К сожалению, реформа таможни не завершена, и это первая задача. Вторая задача — это фискальная реформа. Нам необходимо в рамках эффективной экономической стратегии планировать фискальную политику, которая бы стимулировала приход в Украину инвестиций, стимулировала реинвестиции в Украину, чтобы нашим компаниям было выгодно создавать новые предприятия и производства и, развивая экономику, мы можем увеличить поступления в бюджет. Когда мы говорим о внешних займах, повторюсь, МВФ — это пожарная помощь, реанимация. Когда государство реализует большие инфраструктурные проекты, то нужно выходить на внешние рынки заимствований, как это делают другие страны, и занимать средства. На глобальном рынке больше 3 триллионов долларов инвестиционного ресурса, с которым можно работать. Вопрос в качестве заемщика. И тут уже задача правительства поднять качество заёмщика.
Оцените принятый закон «О рынке земли». Чьи интересы он больше всего учитывает?
Он не учитывает ничьи интересы, потому что это была сборная солянка. Это не о рынке земли, это об оттягивании рынка земли. Те, кто сегодня паразитируют на земельных отношениях, это арендаторы, которым не выгодно изменение стоимости аренды земли и высвобождение владельцев земли, максимально пытались блокировать этот процесс. Потому принятый закон никоим образом в ближайшие годы не повлияет на привлечение инвестиций и на трансформацию нашего аграрного сектора. Этот закон — мёртвый инструмент, который будет медленно разворачиваться. Это совершенно не тот рынок земли, который нужен Украине.
Как вы относитесь к идее построить новый курорт на побережье Черного моря, новый город с нуля? Какие Вы видите перспективы Украины в туристическом направлении.
В плане туризма у Украины очень хорошие перспективы. У нас есть для этого все возможности. Это горный, горнолыжный, зелёный туризм, у нас есть агротуризм, морской туризм, спортивный… Когда мы говорим о строительстве города, тут важно не забывать опыт города Батуми, который развивали как туристический в Грузии. Летом он несколько месяцев привлекает большое количество туристов, а зимой пустует, так как там нечего делать. Потому, когда мы говорим о строительстве курортного города, важно понимать, каким образом мы будем обслуживать его инфраструктуру и жителей в зимнее время, когда там не будет туристов. Сама идея хорошая, но она нуждается в детальной проработке. Например, в Батуми вышли из ситуации, создавая льготы для компаний, которые занимаются медицинским сервисом. Им предложили нулевую ставку налога на прибыль, нулевую ставку на зарплаты сотрудникам для того, чтобы в зимнее время этот регион по-прежнему привлекал гостей, но уже не туристов, а клиентов медицинского сервиса. Это комплексная стратегия, которую необходимо продумать, просчитать. Второй вопрос заключается в том, кто на это будет выделять финансирование. Если это будут государственные деньги, то мы понимает, что там будет половина «распила». Если это будут частные деньги, то в идеале это должно быть государственно-частное партнёрство. Объем инвестиции — это десятки миллиардов долларов. Я пока что не вижу готовности Украины работать с инвесторами, которые могут такие инвестиции тратить.
Как Вы относитесь к введению такого механизма, как свободные экономические зоны, или, например, как Вам идея сделать из Украины офшор?
Это абсолютно две разные модели. Украина никогда не будет офшором, потому что это не позволят наши внешние партнёры, и мы просто потеряем все возможности, которые у нас сегодня есть. Более того, сейчас идёт глобальный тренд на деофшоризацию. Здесь нужно понимать, что такое офшор. Это предоставление возможности компаниям, людям из других юрисдикций, легально получать доход с минимальной налоговой нагрузкой. Эта модель в принципе для нашей страны не подходит. Она подходит для маленьких государств, у которых нет природных ресурсов и возможности развивать промышленность.
Когда мы говорим про свободные экономические зоны, то больше 170 стран в мире имеют СЭЗ в той или иной форме. Это абсолютно нормальный процесс привлечения инвестиций и создания условий, чтобы инвестору было в Украине комфортно. Ближайшие примеры — это Беларусь со свободными экономическими зонами, где активно развивается хай-тек-сектор. На юге у нас находится Турция, в которой также есть несколько СЭЗ. Например, мой друг, потеряв свой бизнес в Донецке, построил завод в Турции, в провинции Измир. Украина ему, к сожалению, таких возможностей не предоставила. Завод он построил за несколько месяцев, потому что свободная экономическая зона имела все необходимые коммуникации, которые уже были подведены. Если в Донецке у него работало 550 человек, то на современном производстве в Турции ему достаточно 55 человек, то есть – в десять раз меньше. Поэтому свободная экономическая зона — это инструмент привлечения инвестиций, это инструмент создания рабочих мест, инструмент развития экономики. Я к нему отношусь крайне позитивно.
СЭЗ могут быть нескольких типов. Западная Украина и Юг Украины, которые могут быть нацелены на производство экспортно ориентированной продукции, то есть — свободная экспортная зона. Такие зоны могут быть интересны компаниям, которые релоцируют производство из Китая, потому что сейчас идёт конкуренция не за стоимость труда, а за стоимость логистики. Соответственно, Украина имеет очень хорошую логистику для европейского рынка, для стран Ближнего Востока, и создание свободных экспортных зон — это хороший инструмент. Если же продукция производится на территории Украины, то она проходит таможенную очистку. Если мы создадим такой инструмент, то китайские компании будут сами заинтересованы в том, чтобы релоцировать производство из Китая в Украину.
Второй тип — это пример того, что работает в Беларуси, это зоны, связанные с высокотехнологичным производством. Это научные центры, технологии хай-тек, айти и т.д. У нас для таких зон идеально подходят Днепропетровск, Харьков, Киев, Львов.
Есть также третий тип — это зоны, которые создают для развития депрессивных территорий. Например, территорий по периметру оккупированных зон в Донецкой, Луганской, Херсонской областях. Они идеально подходят для создания зон, которые бы позволяли людям из оккупированных территорий переезжать, эффективно работать и зарабатывать деньги, развивая регион. То есть Украина имеет возможность для размещения свободных экономических зон, важно это законодательно отрегулировать, чтобы эти процессы были для нашей страны крайне полезными.
Как Вы считаете, какие стратегические предприятия не должны подлежать приватизации?
Я считаю, что в Украине должно быть приватизировано 99% компаний. Даже оборонно-промышленный комплекс может частично работать с частным капиталом. Речь идёт не о полной приватизации, а о реализации проекта в формате государственно-частного партнерства (ГЧП). Это позволит привлечь инвестиции и технологии. Поэтому здесь я не вижу никаких существенных ограничений по неприватизации. Более того, у нас идёт очень много манипуляций по поводу стратегического значения предприятий, и те, кто занимаются этими манипуляциями, сидят, как правило, на денежных потоках этих предприятий, не давая прийти эффективным инвесторам. Возьмем, например, монополиста «Укрзалызницю». Мы считаем, что её нельзя приватизировать, но, с другой стороны, в Европе практически все железные дороги являются частными. Да, полотно железной дороги и взлётно-посадочная полоса в аэропортах принадлежат государству, но остальное всё — это сервисная инфраструктура. Например, Турция всего лишь за несколько лет построила больше тридцати региональных аэропортов в формате ГЧП, и это нормальный процесс привлечения инвестиций. Я считаю, что «Укргаздобыча» — это компания, которую необходимо приватизировать одной из первых, потому что там нужны инвестиции в разведку и развитие этого сектора, чтобы Украина была энергетически независимой. То же самое касается и «Нафтогаза». Это тоже компания, которая непонятно почему находится в собственности у государства, и продолжает «пилить» деньги. Особых ограничений не вижу. Даже научный комплекс, научно-исследовательские центры также в формате государственно-частного партнерства могут работать с частными инвесторами и быть в этом контексте очень эффективными.
В МИД Украины полагают, что «Мотор Сич» не является фактором инвестиционного климата, а продажу предприятия назвали большой дипломатической игрой. Согласны ли Вы с такой мыслью и как считаете, какой сценарий был бы максимально выгодным для Украины?
Я считаю, что ситуация с «Мотор Сич» действительно является геополитической игрой, и Украина — это объект, который, как мячик бьют то в одну, то в другую сторону. Важно понять и признать, что это частная компания, потому государство не имеет права вмешиваться в её деятельность. Соответственно, она имеет право привлекать инвесторов. Владельцы этой компании могут привлечь других инвесторов или даже продать её. Если говорить о контроле технологии, ответ на вопрос должен лежать в плоскости идеи «а кому принадлежат технологии»? Если они принадлежат заводу, то значит, что государство не имеет к этому никакого отношения. Идеальный формат, конечно, был бы во вовлечении нового инвестора в процесс обсуждения будущего данного предприятия и предоставления инвестору льгот для того, чтобы он это предприятие развивал. Когда мы говорим о роли американцев, то, понятное дело, можно сказать, что они не заинтересованы в технологическом развитии Китая и получении КНР технологий. Но вопрос: если нам запрещают продавать технологии Китаю, то что Америка нам даёт взамен? Здесь мы должны определиться, с кем мы работаем и кто наш геополитический партнёр и, соответственно, это партнёрство должно выражаться в каком-то взаимовыгодном интересе. Не просто в ограничениях, а в получении каких-то преференций, технологий, инвестиций. Сегодня речь идёт о ситуации, в которой Украина является не игроком, а мячиком, который все «буцают».
В мире происходят новые процессы: снижается производство из-за коронавируса, США с Китаем вступили в горячую фазу торговой войны. ЕС как союзник США, скорее всего, последует за ними, забирая свои производственные мощности из Китая. Что должна сделать Украина, чтобы заинтересовать европейские предприятия для переноса этих мощностей к нам?
Буквально недавно госпожа Меркель сделала заявление о том, что Китай является важным партнёром и союзником Европы. Соответственно, здесь Америка является конкурентом ЕС. Я бы не упрощал позицию о том, что Европа с Китаем не являются союзниками. Наша страна должна играть свою игру, создавая для переноса из Азии производств в Украину лучшие условия. Нам, по большому счету, всё равно, чьи это предприятия, американские, европейские, китайские, индонезийские, австралийские… Мы должны для всех стать лучшей площадкой по соотношению всех факторов (безопасность, наличие рынка капитала, подключения к сетям, инфраструктура, логистика) и неважно, из какой страны будет инвестор, который релоцирут в Украину своё производство.
Что может сделать правительство, чтобы обеспечить заказами предприятия космической отрасли (Южмаш, КБ «Южное», «Арсенал» и т.д.)?
На самом деле, у нашего правительства нет стратегии развития космической индустрии. Я бы начал с её развития. Более того, с развития стратегии совместно с европейской стратегией космической безопасности. Украина, к сожалению, не имеет своего космодрома, но мы имеем мощный промышленный комплекс. Соответственно, в кооперации с другими глобальными игроками, мы можем и создавать новые технологии, и эффективно развивать инновации и усиливать роль Украины на глобальном космическом пространстве. Америка и НАТО приняли доктрину космической безопасности, и это то направление, в котором нашей стране нужно двигаться. Космос — это не только безопасность, это и связь, передача информации. Посмотрите, что делает Илон Маск… Это опять-таки тот тренд, к которому нужно двигаться. Украине необходима стратегия, в рамках которой государство сможет привлекать международных партнёров, развивать новые проекты, которые будут выгодны и нам, и нашим внешнеэкономическим партнёрам.
Сокращение мирового спроса в условиях длительного экономического кризиса может уничтожить миллионы рабочих мест по всему миру. Какие механизмы могут помочь Украине справиться с проблемой безработицы? Есть ли шанс, что в ближайшие годы в стране увеличится количество рабочих мест?
Конечно. Повторюсь: наличие экономической стратегии позволит нам более эффективно развивать экономику страны. Например, нам необходимо больше 100 миллиардов долларов инвестиций в транспортную инфраструктуру. Это сотни тысяч рабочих мест только на создание инфраструктуры, а потом ещё сотни тысяч рабочих мест в её обслуживании. Нам необходимо не менее 100 миллиардов на развитие нашего энергетического сектора. Причем не только для самообеспечения энергоресурсами, а для того, чтобы занять место влиятельного игрока на европейском рынке. Здесь десятки сотен тысяч рабочих мест также могут и будут созданы. Цифровая инфраструктура… Развивая её, Украина может создать десятки тысяч рабочих мест. Наша задача — обеспечить условия: честные правила, честные суды, наличие стратегии развития страны. Мы верим в том, что буквально через несколько лет после активного развития такой стратегии у нас начнётся серьезный дефицит трудовых ресурсов. Часть их будем возвращать из тех стран, куда украинцы мигрировали. Нам уже нужно начать готовить миграционную политику, которая будет предусматривать абсорбцию людей и их обучение из других регионов, как это делают развитые страны в мире. Но, повторюсь, нужна первичная стратегия! Например, Польша свою стратегию экономического развития утвердила ещё в 2013 году, и буквально через десять лет они начали привлекать украинцев, потому что своих людей уже не хватало. Сами по себе рабочие места не создаются.
Как государство могло бы простимулировать агрохолдинги и другие украинские предприятия по созданию перерабатывающих мощностей с готовой продукцией в нашей стране, чтобы Украина преимущественно экспортировала товары с/х назначения с высокой добавочной стоимостью?
Украинские агрокомпании сегодня ограничивают дорогие ресурсы. Многие компании заинтересованы строить перерабатывающие мощности в других странах, в которых правительства создают для переработчиков лучшие условия. Это и подвод коммуникаций, и дешевые льготные кредиты. Поэтому одна из главных задач — это предоставление дешевого долгосрочного финансирования для создания производств по переработке продукции. Здесь государство может субсидировать, потому что продукция, которая будет создаваться и продаваться, даст прибыль предприятиям, а значит — налоги в бюджет государства. Это можно рассматривать как большой инвестиционный проект. Чтобы эта цель была достигнута, она должна быть определена в стратегических документах страны. Их, к сожалению, у нас нет. У Украины нет ни стратегии агросектора, ни стратегии развития экономики.
Оцените налоговую систему Украины. Чьи интересы она больше учитывает — бизнеса или государства?
Естественно, государства. Наша налоговая система изначально является наследием советской модели, где государство живет за счет экономики и людей. По сути, государственный аппарат — это паразит, и налоговая система является инструментом не стимулирования, а паразитирования на экономике. К сожалению, фискальная система в Украине не имеет стимулирующей функции как это есть у белорусов, у поляков, у турков, у грузин… Грузия предоставляет определённые налоговые льготы для того, чтобы туда приходили инвесторы. Пока у Украины нет стратегии привлечения инвестиций и задачи для фискальной системы иметь стимулирующую функцию, мы будем проигрывать борьбу за капитал и инвестиции.
Вы можете назвать страну, на экономическую модель которой Украина может сегодня равняться?
Мне очень нравится Сингапур, но, наверняка, Украине больше всего подходит Южная Корея. Перед разделением Северная Корея была индустриально развита, а Южная — была аграрной. Сегодня Южная Корея — это страна, где масса высокотехнологических компаний, продукция которых потребляется по всему миру. Это и автомобили, и электроника, и технологии, и программное обеспечение… Эта модель могла бы быть для Украины очень эффективной и полезной. Причем они проходили ту же самую историю с олигархами, у них называются чеболи (чеболи — полугосударственные мегакорпорации, ред.), но были созданы условия, чтобы они стали просто крупным бизнесом. Это страна, которая прошла свою историю коррупции, где целая группа президентов попала под следствие и находится в тюрьме. По большому счету, мы идем таким же путём, украинцам, к сожалению, близки некоторые элементы азиатской ментальности. То же кумовство — это больше азиатская культура, чем европейская. Кроме того, эта страна, как и Украина, на сегодняшний день находится в состоянии войны. Поэтому Южная Корея — это самый близкий пример того, как может трансформироваться Украина и к чему она может прийти.
Должны ли украинские предприятия торговать с Россией на фоне продолжающейся войны Украины с РФ?
Я бы рассматривал этот вопрос по-другому. Если это экономика, то в данном случае Израиль, находясь в состоянии войны со странами арабского мира, всё равно продолжает торговать с ними. Это происходит не напрямую, а через посредников, но это экономика. Если это выгодно Украине и украинским компаниям и не нарушает нашу национальную безопасность, то мы должны это делать. Мы на этом зарабатываем, наши предприятия создают рабочие места. Я говорю больше о продаже украинской продукции. Покупку из России нужно минимизировать, и товары максимально испортозамещать. Кстати, Россия пошла по этому пути. Когда мы резко ограничили торговлю с ней, они стали стимулировать производство продукции, которую раньше импортировали из Украины. Это прагматичная политика, которая в нашей стране, к сожалению, по состоянию на сегодняшний день не реализована.