Агенство острых новостей НОЖ Ведущее информационное агенство, мы публикуем самые важные и актуальные новости общественной, политической и экономической жизни Украины и мира
Связанные статьи
Предчувствие голода
«Шоб вы себе понимали, Шевченково (здесь произошла трагедия) — это такое богатое село, что там даже отель есть. Там люди такие, что никто не пьет, все только работают», — рассказал мне седовласый попутчик Олег перед тем, как махнуть на прощание рукой.
Все пятнадцать тысяч гектаров земли, которые обрабатывают фермеры в Килийском районе, постигла неслыханная засуха. Более половины этих земель засевается без договоров об аренде и никаких налогов. Из-за засухи в Одесской области повесился фермер. Корреспонденты издания «ТЕКСТИ» поехали в это село.
Пролог
В Бессарабии люди — горячие. «Одесса-мама» — час, как за спиной, и водитель серенького «Ланоса» вместе с остальными моими попутчиками митинг не прекращает.
— А ты как думал, га-а-а?!! — раз за разом крутит он ко мне головой, пока я, сдерживая дух на заднем сиденье, вместо него смотрю на встречную полосу. «И где же эта КилиЯ?» — с ударением на последнем слоге, как здесь говорят, только и думаю я.
Читайте также: В Киеве устроили драку со стрельбой агробизнесмены и газовики: избит партнер сына одиозного судьи Емельянова
И вдруг взгляд падает на красные маки. Однако то, что так должно радовать, в Килийском районе нагоняет уныние.
— Видишь?! Маки растут? Посмотри! Посмотри! Поля — в маках! — отпускает руль Руслан, кивая руками и ногами на поля. — Пропало! Пропало!
— Вся весна без дождя, — скупо отзывается на переднем сиденье и седой Олег.
«Не дала земля …», — еще при моем студенчестве пел группа «Вий». Жутко и глядеть. Усеянные пунцовым маками поля — куда ни глянь — покрыты низкорослыми сорняками вперемешку с желтым сухотравьем. Кое-где виднеется и черная пашня.
— А то уже кто-то перепахал из безнадеги, — объясняет Руслан. — Даже не знаем, что будем есть в этом году. Мы с женой уже скупаем гречку, муку, совершенно усе.
— А вот как хлеба уже не станет … — вмешивается Олег.
Небывалая засуха на юге Одесской области привела к потере фермерами всех их и озимых, и весенних посевов. Трудно даже оценить ущерб от такого удара, нанесенного природой. Несладко придется всем: и селянам, передавшим в аренду свои паи, и самыим арендаторам, и всем бюджетникам городков и сел, включая учеников и детей. Их сады и школы также зависят от того, что поступит в общественные бюджеты от здешних черноземов — основного источника доходов в богатой на море, степи и поймы солнечной Бессарабии.
Но какие еще там убытки стоят человеческой жизни? В селе Шевченково, что в двенадцати километрах от Килии, из-за засухи повесился фермер. Дома, у котла, как говорят. Мужчина не снес тревоги из-за займов, набраных на посев.
Тяжелая история гонит ТЕКСТИ расследовать ее перипетии аж туда — в татаро-турецкий Буджак, «угла», то бишь «рога» по-украински.
От Гороха-царя
Автомобиль прыгает на ямам. Наконец за Дельжилерами, селом, где живут болгары, далее — за цыганскими хатами Татарбурнар, затем — за Дмитровкой, которую заселяют молдаване, виднеется и Шевченково. Правда, при всем уважении к Тарасу, что и сам здесь, закованный в памятник, похожий скорее на бессарабского проходимца, чем на пышноусого мечтателя, село хочется назвать так, как его когда-то и назвали турки. Кара-Мехмед то есть. Черный Мехмед в переводе.
И кого там только не было. Турки основали. Затем селились казаки, за ними — надднепрянцы. Попали и немцы-лютеране. Их, как и прежде — крымских татар, прогнали. Господствовали румыны. В конце — советы.
Впрочем, Кара-Мехмед, ныне заселенный преимущественно украинцами, приобрел особую черту. Она выделяет его среди большинства украинских поселений. Без нее невозможно распутать этот климатический детектив с роковой концовкой.
В течение века огромное село, которое насчитывает почти шесть тысяч жителей, в значительной степени превратилось в протестантское. Единственный православный храм здесь конкурирует даже с тремя «молитвенными домами», принадлежащими к нескольким протестантским течениям.
Читайте также: Biznes Alert: Крым засыхает под российской оккупацией
Выходец из общины, бывший нардеп и евромайдановец Александр Дубовой возвел посреди села нарядную парковую аллею с водоемом, памятниками Моисею, ангелам и Священному Писанию. Сначала скептически прогуливаясь тротуарами этого парка, я неожиданно почувствовал себя словно где-то в консервативной американской провинции. Особенно после того, как посетил и молитвенный дом баптистов.
— Чтоб вы себя понимали, Шевченково — это такое богатое село, что там даже отель есть. Там люди такие, что никто не пьет, все только работают, — рассказал мне седовласый попутчик Олег перед тем, как махнуть на прощание рукой.
В поисках
Отель «Скиф» в Шевченково приветствует посетителей заскорублым совковым фасадом и подперетой дверью. Его администратор или вахтерша Инна Федосеевна сразу рассказывает мне, где искать семью погибшего фермера.
— Дождь покапал в этом году ровно восим минут! С прошлого году дождя нет! — как и все в селе, сетует женщина.
Правда, селяне к разговорам неохочи. Тучный «участковый», которого я встречаю на улице, подозрительно обходит меня через задний двор сельсовета. Кто-то тихо жалуется, что тот давно захватили протестанты:
— Уже вся власть в ихних руках.
На таком фоне здешняя православная община (РПЦвУ) отличается разве что добротным храмом и консервативными устоями. Ее «батюшка Василий» комментирует экологическую катастрофу и человеческую трагедию, постигшую Кара-Мехмед, только малопонятной мне проповедью.
— Молебны нада было организовать, чтобы дождь пошел, идти вокруг полей! А наш сельсовет что? — возмущается он. Хотя я так и не понимаю, что мешало ему самому обойти поля. Неужели для этого нужно дополнительное финансирование?
Разъяренный моими мыслями «батюшка» наотрез отказался фотографироваться. Зато его подопечный Леонид — сгорбленный невысокий человек — радостно соглашается на такое предложение. В заношенной одежде, с потрескавшимися, аж окровавленными от работы пальцами он показывает во дворе храма малые бассейны, где трепещут хвостиками экзотические красные рыбки.
Но что-то настораживает в поведении Леонида. Через минуту его глаза занимаются фанатизмом. Он рассказывает мне об уготованных для грешных душ мытарствах, однако этот призыв к покаянию в форме завуалированных угроз лишь толкает меня дальше в путь.
Работник храма РПЦвУ Леонид и его золотые рыбки.
Далеко за церковью — в конце улицы, где почти за бесценок торгуют изысканным домашним вином — наконец виднеется и «молитвенный дом» баптистов. Там, в его дворе, тоже хозяйничает «Василий», но уже пастор — добрый человек в легкой серой курточке.
— Фермер, которого постигла трагедия, был очень добрый человек, — рассказывает тот.
К слову, каждый в селе хвалит погибшего как хорошего хозяина и отзывчивого человека, который охотно помогал всем остальным. Пастор рассказывает:
— Он оставил в предсмертной записке причины своего поступка: засуха, огромные, кредиты, которые набрал и их никак возвращать, обязательства перед людьми, которые не выполнишь. Кроме того, человек пережил два инсульта. Но он в записке откровенно написал и о том, что его пленил Дьявол.
Как объясняет пастор, нечистая сила вселилась в мужа и постоянно толкала на отчаянный шаг.
Дождь
Чудная прихоть судьбы, и вечером, во время моего приезда, в селе заморосило. И кто после этого поверит, что все так плохо?
— У нас о таком дожде говорят: «на сорняк», — сказал мне Игорь на улице Шевченко. Усадьба у него — более чем скромная. Широкая ель мягко шелестит над головой. Глухо скрипит, качаясь на ветру, железная калитка. Парень «как с креста снятый». Его отец, 66-летний Владимир Сердюченко, покончил с собой девять дней назад.
После трагедии обычно 35-летний Игорь отказывается от разговора с журналистами. У него четверо детей: трое малых дочерей и двухлетний сын. Жена и сам он — принадлежат к баптистам. Хотя отец был атеист или, как и большинство выходцев из советских поколений, поверхностно вершил обряд.
Игорь Сердюченко — сын фермера, покончившего с собой, у него четверо маленьких детей и родительские долги
Вдова погибшего от разговора со мной отказалась. Зато Игорь даже согласился на фотографию, грустно улыбнувшись. Вся беда, долги отца — а это целых девятьсот тысяч гривен — рухнули на плечи парня. Тот, очевидно, пережил такой стресс, что граничит со срывом. Напряжений, как тетива, молодой мужчина внутренне весь дрожит.
Сейчас его единственная надежда, что государство в этой знаковой ситуации хотя бы частично компенсирует трагедии многодетной семьи.
— Бесконечные бессонные ночи, — лаконично вспоминает Игорь поведение отца накануне трагедии.
— Приходите к нам завтра на вечернее собрание, — наконец, после получасовой беседы, приглашает меня он, проведя под дождиком к молитвенному дому.
Еще через час Кара-Мехмед, то есть Шевченково, до утра заливает обильный дождь. Теперь минимум овощи здесь выживут. С полей же — ничего не будет. Но наложил ли бы на себя руки Владимир Сердюченко, если бы дождь обнадежил его хотя бы три недели назад?
Лиховей
Проблема засух в Бессарабии — особенная. До тех пор, проехав Николаевскую и Одесскую области, где также длительное время палило солнце, я не заметил таких жутких картин.
В конце концов, весь украинский Юг относится к зоне рискованного земледелия. Бессарабские же суховеи, виветривая остатки влаги с угодий, лишь усиливают фермерские риски. Со времен колонизации степи проблему решали, обсаживая поля деревьями, рощами и тому подобное. Окруженные дубами и акациями поля таким образом частично сохраняли влагу. Климатические же изменения и обезвоживание рек еще только надвигались на горизонте.
Ногайцы, которые когда-то заселяли Буджак, перепивали здесь кумыса. Путешественники описывали, как кочевники каждый день хмелели от крепких напитков, так как не имели воды. Османы же называли причерноморские степи «Гейгатом», что означало: «О! Беда!»
Выжженные солнцем и высушенные ветрами поля. Здесь должна расти пшеница
Деревья издавна помогали Буджаку приспосабливать его степи к земледелию. Сейчас же здешнее население, экономя на газе, стало украдкой вырубать посадки. За последнее десятилетие это сгустило черные краски на степной картине.
Между тем массовое обезвоживание, со своей стороны, добавило зоне аграрных рисков непоправимый удар. Еще по дороге к Бессарабии я молча щелкал — фотография за фотографией — пересохшие колодцы. А в селах слышны печальные истории, как неудобно и непривычно покупать воду, потому что колодезная — становится соленой. Ученые говорят, что это — одно из последствий изменения климата.
В Килийском районе, к счастью, воду до сих пор пьют из Дуная. Но — ветер. Ветер сильный, и не стихает ни на минуту. Он забирает влагу из почвы, уничтожает посевы.
Один из ведущих климатологов Украины, Вера Балабух, в комментарии «Текстам» отмечает:
— Вырубка деревьев — лишь одна из проблем сильных ветров, которые все больше охватывают и Юг, и Север Украины. Вся наша территория вследствие климатически-атмосферных изменений оказалась в зоне усиленных ветров. Тенденции же атмосферного потепления на юге Украины в три раза сильнее, чем в остальных части целого северного полушария. Уже расширилась пустыня в Херсонской области — Олешковские пески. Очевидно, что во все последующие годы засухи будут учащаться. Они уже стали закономерными. Климатические изменения, которые постигли нас за последнее десятилетие — потепление, обезвоживание и сильные ветры — будет и дальше набирать обороты.
В общем, прогнозы ученых неутешительны. В условиях и дальнейшей бездеятельности человека — того вреда, который он наносит природе, — целый украинский Юг может быстро превратиться в буквальном смысле в песчаную пустыню. Рецепт спасения прост: больше деревьев, меньше распаханных земель, восстановление речных пойм.
Почему так
«Почему так? И почему?», — чомукают дети. А и действительно, почему?
Председатель Шевченковского сельсовета советует мне поговорить с главой Килийского Объединенной территориальной общины Павлом Бойченко. Тот — также выходец из баптистской общины Шевченко и получил образование в Боннской богословской семинарии. Несколько лет назад Бойченко даже участвовал в Национальном молитвенном завтраке Вашингтона вместе с президентом США.
Всего за полчаса в офисе Бойченко я получаю ответы на все вопросы. Разговор сжат, под стук часов, однако — содержателен.
Все пятнадцать тысяч гектаров земли, которые обрабатывают фермеры в Килийском районе, постигла неслыханная засуха. Община подсчитывает сумму убытков. И по меньшей мере, в каждый гектар арендатор вложил 5-7 тысяч гривен: на зерно, топливо, зарплату трактористам и тому подобное. Эти средства безвозвратно потеряны. Никакой системы страхования в Украине на такие оказии не разработано.
В среднем шесть тысяч гривен за гектар, или тонну зерна, фермер должен и каждому, кто сдал ему в аренду пай. Что до этого долга, то проблема прежде всего упирается в теневых фермеров. Их называют единоличниками. В Шевченково люди поражают рассказами, как они передают единоличникам паи в аренду без соглашений, исключительно под «честное слово». И фермеры тоже платят: кому — зерном или кормовыми культурами, кому — деньгами, а кому — услугами.
Единоличники, по данным Килийской ОТГ, обрабатывают более половины земель в районе. То есть, они не платят налогов, работают полностью в тени. Их же подпольные наделы охватывают от десятков до сотен гектаров. При условии их неудачи убытки грозят и всем пайщикам, что передавали землю под «честное слово». Правда, полноценную картину трудно сложить вместе. Ведь еще какая-то часть легальных фермеров уклоняется от полной уплаты налога, декларируя меньше прибыли, чем получает.
По словам Бойченко, фермер Владимир Сердюченко также принадлежал к единоличникам, обрабатывая сто сорок гектаров земли. Поэтому нетрудно догадаться: вероятнее всего, кроме официальных девятисот тысяч гривен долга, человек имел и обязательства перед односельчанами. Он не снес и долговой ямы, и тревоги перед хлопотами.
Как быть
— Поможет государство семье погибшего? — спрашиваю я господина Павла.
— Этот случай — знаковый. В этом случае, возможно, что да, — отвечает тот.
С его слов понятно, что и легальные фермеры, и единоличники страдают от положения в стране, которое напоминает хроники средневековья.
— Я знаю историю с Западной Украины, где в свое время так же покончил с собой фермер, — рассказывает Бойченко. — Мужчина взял землю, самостоятельно разработал на ней каналы, довел орошение до ума. Как вдруг арендатор передал землю конкуренту — конечно, по наущению последнего.
К слову, на момент публикации нашего материала жуткая весть о фермерском самоубийстве поступила и с Запорожской области. Аграриев гонит в тень отсутствие рынка земли, чьи правила только начнут действовать, если Рада успеет принять ряд законов к моменту начала легальной купли-продажи земли.
— Только арендатор станет владельцем, все проблемы исчезнут! — эмоционально отмечает Бойченко. — Он обсадит надел деревьями, чтобы не выветривалась влага, и позаботится о каналах, ведь рядом — Дунай. В условиях здоровой аграрной политики эта катастрофа в Килийском районе сейчас не была бы ощутима. Причем, мы предостерегали правительство о скором бедствии за месяц до него. Но только трагедия в Шевченковом приковала внимание Киева. Речь не только об убытках фермеров, но — и потерях для местных бюджетов. Глобальное бедствие подстерегает село как таковое.
— То есть?
— Если государство не компенсирует убытки фермерам, те покинут землю. Тем более и прошлый год наделил Килиивщину крайне слабым урожаем. И это на фоне коронавируса и безработицы. Теперь представьте, что еще пайщик не получит свои шесть тысяч от фермера за гектар. Кому-то — это надбавка к мизерной пенсии на целый год, для кого-то — уголь на всю зиму или корм скоту. Кроме того, нужно снова засевать землю осенью, работать дальше, ожидать урожая. Если денег на это все не хватит, Бессарабию всколыхнет огромное социальное напряжение.
— Как определять компенсацию?
— Мы предлагаем государству вернуть фермерам затраты на посевы из расчета по шесть тысяч гривен за гектар. Это справедливо, учитывая экологическое бедствие. Пайщикам они справятся сами. Причем возвращать — тем, кто работал в законном поле, следовательно, платил налоги. Для остальных пусть будет наука. Как иначе?! Единоличник пользуется нашей инфраструктурой, его дети учатся в школе, а налоги от него — копеечные. У нас только на подготовку одного школьника заложено двадцать тысяч гривен.
— Где взять деньги?
— В аграрном фонде четыре миллиарда гривен. Только они уже уготованы под схематозы на большие агропредприятия: различные компенсации, приобретение техники и тому подобное. Я знаю схемы как свои пять пальцев. Итак, мы требуем миллиард двести тысяч гривен передать на компенсацию фермерам. В частности, по нашей Килийской общине — десять-двенадцать миллионов. Если государство нас не услышит, мы сплотимся с остальными фермерами Бессарабии, чтобы услышало. Посмотрите, в нашем районе работает солнечная электростанция китайской компании. Ей предоставили льготы на шестьсот тысяч гривен, освободив от уплаты за землю. То есть, за счет местных бюджетов правительство бессмысленно разбрасывается льготами для предпринимателей. В общин только на развитие инфраструктуры отобраны два миллиарда гривен. Судьям нашли миллиард гривен. А где фермерам? …
Баптисты. Рациональность
Видно, что килийцы готовы к самым решительным действиям. Из разговоров с жителями района также ощутимы первые признаки продовольственной паники. Для того пока нет очевидных поводов, вроде всплеска цен и отсутствия средств у покупателя или пустых полок. Впрочем, немало моих собеседников откровенно признаются, что в предвкушении трудного года понемногу скупают по доступным ценам крупы, сахар и муку. Нетрудно представить, чего будет стоить для них лишь вероятная потеря овощей — почти половина всего питания для каждой семьи в селе на целый год.
Правда, такие полу-панические настроения пленяют не только Буджак, но и остальные провинции на украинском Юге. Сказываются и засуха, и карантин, и весь клубок социальных проблем: от безработицы до невозможности поехать за границу.
— Выращивать надо! Кто в это антихристово время огород присмотрит — тот и себя прокормит, и свою семью, — можно услышать теперь от здешних сельских «батюшек» и в РПЦвУ, и в ПЦУ — например, на Николаевщине.
Вечером же, вернувшись из Килии, я спешу на баптистское собрания. Ряд скромных, но удобных, в основном серых авто встречает меня у ворот молитвенного дома. Я впервые на таких собраниях. Правительство частично позволило религиозные мероприятия, так пастор Василий со сцены огромного зала объясняет верующим, как в дальнейшем будут сходиться.
Мужчины, все как один, сидят в черных костюмах, женщины в прозрачных платочках — отдельно слева. Паства обсуждает фрагменты Евангелия. Аккурат пассаж о том, как «легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богачу войти в Царствие Божие».
Все очень рационально. Верующие ищут четкие ответы на противоречия Священного Писания. Кто-то листает в руках Евангелие. Заодно проектор отражает цитаты на сцену. Я мысленно приобщаюсь к этим логическим играм.
В 20-м веке, до независимости Украины, этакие вечерние собрания протестантов запрещала в Бессарабии едва ли не каждая власть. Удивительная торжественность наполняет именно те мгновения, когда община расходится. Смеркается, и какая-то неповторимая мистика вместе с сумерками приходит во двор молитвенного дома. Верующие вокруг приветливо улыбаются.
У протестантов. Пастор Василий слева.
Мы с Игорем Сердюченко ручкаемся на прощание. Пастор Василий, тоже улыбаясь, подбадривает молодого; отмечает, что на нем вся ответственность за семью. Игорь, держа на руках двухлетнего сына в зеленой курточке, смотрит черными глазами прямо в глаза собеседнику. Так он говорил и со мной. Я вдруг замечаю, что и сын — весь в отца. Также не сводит с меня глаз.
За воротами жена фермера, потупив глаза, дожидается его у нарядного возка. Ее трое малых дочерей, одетые в розовые платья, игриво выпрыгивают и балуют вокруг матери. Сцена чем-то трогает. То ли Бессарабия, то ли литтл Америка в украинских степях?
Я уверяю откровенного Игоря, что цель ТЕКСТОВ — приковать внимание читателя к его труду, как личная трагедия этого молодого отца обратила взор многих — к Бессарабии.
Глаза
В Одесской области запустили маршрутки. И ясное небо над головой снова обещает Шевченково сухой день. Странная оказия, когда солнцу не спешишь радоваться.
Впрочем, «Одесса-мама» — уже через несколько часов езды. Новые контакты пополнили смартфон. Черные глаза сына погибшего отца неслышно провожают меня вслед. Он что-то вроде недосказал, или ли не решился излить трудности, которые принесла отцова смерть.
В Шевченково, как и во всем Килийском районе, протестанты, православные и представители остальных конфессий — активно голосовали за действующего президента и его команду, ожидая решения местных заброшенных проблем. Проблем стало больше — а обратят ли на них внимание в Киеве, еще неизвестно.
Олесь Кульчинский, опубликовано в издании ТЕКСТИ
Перевод: Аргумент